Нельзя не признать, что выход книжки Юлии Мендель произвел значительный общественный и, чего уж там, культурный эффект, вне зависимости от содержания этого труда. Сложно более наглядно продемонстрировать, что в стране, кажется, отсутствуют если не более, то хотя бы не менее достойные авторы и тексты. Может, и есть где-то, но точно вне поля пристального внимания читающих граждан. Ошеломляющая, согласитесь, характеристика места и времени, в которых нас угораздило проживать. За это Юле низкий поклон, приоткрыла нам и без того порядком выпученные глаза.
Подобным эффектом обладают и резонансные высказывания Алексея Арестовича, вчерашнего коллеги Мендель по общению с народом от имени президента и его людей. Рубанет Алексей что-нибудь эдакое, что в мире цензуры принято именовать противоречивым, и любуется волнами горячего обсуждения. Нечего в стране и обсудить больше, кроме мыслеизречений Арестовича, такой вот он удивительный человек, а другие молчаливы и неудивительны.
С одной стороны, конечно, и Мендель, и Арестович могут рассчитывать на свою долю общественного внимания из-за своей функциональной близости к президенту, ведь президент всегда в фокусе внимания. Если люди, которые крутятся или крутились возле него, что-то вещают, это может иметь отношение к позиции главы государства. А вдруг? С другой стороны, когда проверенные глашатаи пустоты производят очередной продукт, сложно обосновать откуда-то взявшиеся надежды и/или страхи, что в этот раз в продукте возрастет процент жиров, то есть хоть каких-то смыслов.
В связи с этим возникают два вопроса. Первый: почему вокруг президента такая концентрация бессмысленных людей? Этот вопрос уступает по важности другому: почему в ситуации, когда окружение Зеленского, неспособного собрать вокруг себя людей поглубже, источает бессмысленность, отсутствием интеллектуальной конкуренции не воспользуется остальная страна? Вдогонку к этим двум вопросам напрашивается третий: не является ли совпадение смысловой пустоты наверху с дефицитом смыслов в нижележащих общественных слоях не случайным?
Зеленский был явлен украинскому народу усилиями самого народа как величина, вымещающая традиционных политиков на обочину и дальше в область забвения. В принципе это был первый акт признания поднадоевших политических смыслов потерявшими свое значение. Веселому парню дали подержать власть не столько в расчете, что он найдет новые смыслы, сколько для того, чтобы не было скучно, пока они отыщутся. Кем? Ну, хоть кем-то.
Так что звонкая пустота, которую производят «коммуникаторы» от Зеленского, явление ожидаемое и в какой-то мере его избирателями заказанное. Кстати, и не его избиратели не раз на это обстоятельство указывали, презрительно поджимая губы. Но, похоже, это вовсе не баг, а фича специфического руководителя государства. А куда подевались прочие смыслообразователи, это загадка. Если удастся ее разгадать, не исключено, подтянутся ответы и на остальные животрепещущие вопросы.
Знаменитая музыкальная пьеса американца Джона Кейджа «Четыре минуты тридцать три секунды» длится именно столько времени, будучи поделена на три части: последовательно тридцать секунд, две минуты двадцать три секунды и минута сорок полнейшей тишины. Музыканты не производят ни звука. Слушателям приходится искать свою музыку из внешнего фона и у себя внутри. Примерно в такой же ситуации сейчас и Украина. Страна прислушивается к себе. Тишина такая, что кажется, будто даже Мендель и Арестовичем о чем-то говорят. Но нет, это иллюзия.
Джон Кейдж понимал, что с тишиной дольше пяти минут лучше не баловаться. Пауза смысловой тишины в Украине затягивается неприлично и опасно.
Леонид Швец, специально для «Слово и дело»
Регулярну добірку актуальної перевіреної інформації від «Слово і діло» читайте в телеграм-каналі Pics&Maps.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ В GOOGLE NEWS
и следите за последними новостями и аналитикой от «Слово и дело»